По известной статистике, Великая Отечественная война унесла около 27 млн. жизней граждан Советского Союза. Из них около 10 млн. — солдаты, остальные — мирные жители. Но статистика молчит о том, сколько детей погибло. Таких данных просто нет. Война искалечила тысячи детских судеб, отняла светлое и радостное детство. Дети войны как могли приближали Победу в меру своих маленьких, слабых сил. Они хлебнули горя полной чашей, может быть, слишком большой для маленького человека, ведь начало войны совпало для них с началом жизни. Дети войны зачастую натерпелись от нее не меньше, чем бойцы на фронте.
Недавно в школе № 3 прошла встреча с ветераном педагогического труда, бывшей учительницей технологии школ № 3, № 4 и № 6 Евгенией Яковлевной Ивановой, детство которой пришлось на тяжелые годы оккупации в годы войны.
Евгения Яковлевна рассказала об оккупации Керчи, о том, как школьники боролись с фашистскими захватчиками. Страшные страницы ее прошлого имеют и письменное свидетельство. Факты, о которых она нам рассказала, записаны в одном из томов дела Нюрнбергского процесса. Ребята, затаив дыхание, слушали ее рассказ, правда, иногда Евгения Яковлевна на несколько минут прерывалась, не могла сдержать слез, а затем опять продолжала. Вот несколько строк из ее воспоминаний: «Жили мы с семьей примерно в 25-30 км от Керчи. Мне было около 8 лет, когда началась война. До войны наша семья жила хорошо. Я ходила в новую красивую школу. Осенью 1941 года повсюду шли бои, немцам удалось прорваться и захватить Керчь. Пришли немцы и уничтожали все… Они обещали возить детей в школы туда, где есть питание. Еды не было. Выкапывали несобранные замерзшие овощи с огородов, этим и питались. Воды тоже было очень мало, т.к. водопровод был взорван, а в поселке был всего один старый колодец. Ночью приносили два ведра воды на всех и старались пить ее как можно дольше, только при крайней необходимости. Когда нас выгнали из бани, мама и бабушка выкопали яму, настелили туда маты, старые одеяла, все, что удалось вытащить из дома, сделали „крышу“ из досок, листов настила и еще чего-то. В этой яме и жила наша семья: мама, бабушка и дедушка, три мои сестры. Я очень сильно заболела, дедушка также болел, а самая маленькая сестренка умерла. В конце 41-го — начале 42-го немцы были изгнаны. Но через некоторое время оккупация возобновилась, и тут уже начали расстреливать очень большое число детей.
Связь с партизанами сохранялась. Во время службы в церкви, в те моменты, когда песнопения и молитвы звучали наиболее громко, мы слышали стук, который доносился как будто из-под земли. Когда мы спрашивали бабушек, что это за стук, они всегда нам говорили, что это грешникам языки куют в подземелье. Однажды мы решили проверить и там увидели, как партизаны чинят оружие. Они нам рассказали, что в гробах с белыми крышками лежит уже починенное оружие, и о том, что есть проблемы с переправкой оружия в каменоломни. Попросили нас ни при каких условиях не рассказывать взрослым о том, что мы узнали здесь, а также о помощи — нам было велено сшить тряпочные мешочки, чтобы туда помещалось оружие. Мы сделали все. Нам предстояло около 300-400 метров ползком тащить оружие на себе, т.к. взрослые не могли бы сделать это незамеченными. Было очень страшно, впрочем, как и всегда. Но мы доставили оружие в каменоломни и получили благодарность от партизан.
Впоследствии, когда война закончилась, в нашем доме эти события стали запретной темой для разговоров».
Волнующий рассказ Е.Я. Ивановой дети слушали, затаив дыхание, ведь, как правило, информация такого рода встречается редко. Все чаще мы сталкиваемся со статистическими данными, почти никогда — с фактами и примерами.
Сегодня, когда мы осознаем то, как мало осталось тех людей, которые могут поведать нам о войне от первого лица, мы должны преклонить колени перед этими людьми и использовать каждую крупицу их личной информации, чтобы история войн никогда не повторялась.
М. Муляева,
заместитель директора по ВР шк. № 3.
Комментарии: